Антон Кулаков - Нечего прощать[СИ]

Тут лицо Андрея резко изменилось и он схватился за левую руку. В глазах у него потемнело и он согнулся:

— Андрюха, ты в порядке, — испугался Женя.

— Что–то меня скрутило, — прошептал Андрей и следующий болевой удар сбил его с ног. Он упал на пол и потерял сознание.

Машина Ирины подкатила к центральной больнице и из нее быстро выскочили Ирина, Гнида и Антон и побежали в приемный покой:

— У меня в машине женщина, — сказала Ирина, — скорее всего что–то серьезное с сердцем.

Очень быстро к машине подкатили носилки, на них погрузили тело Полины, которая еще дышала. Ее быстро увезли дальше, а трое остались в приемном покое ждать.

— Нет ничего хуже ожидания, — сказала Гнида, когда ее терпение достигло предела.

— Успокойся, — ответила ей Ирина, — это лучшая больница и все врачи здесь отличные специалисты. Я схожу и узнаю.

Ирина подошла к стойке и спросила:

— Мы привезли женщину, — сказала она, — о ней что–то известно?

— Пока что нет, — улыбнулась медсестра.

Тут ворота приемного покоя распахнулись и в него вбежали запыхавшиеся Анастасия, Соня и Женя:

— Срочно, у нас в машине человек, похоже, что с сердцем что–то!

Понеслись носилки к машине Анастасии из которой вынимали бесчувственное тело Андрея. Когда Антон увидел его на носилках, то с криком кинулся к нему, и оттолкнул Гниду, которая попыталась его удержать:

— Солнышко мое, — залился он слезами, — что с тобой.

— У него прихватило сердце, — сказал ему Женя, — мы просто говорили, ничего такого не обсуждали, и вдруг — на тебе.

Антон остановился — его будто молнией ударило, потом догнал носилки, взял руку Андрея, сжал ее и затрясся, после чего упал на пол, потеряв сознание.

Женя подхватил брата и тут же появились вторые носилки, на которые уложили Антона. Гнида попыталась побежать за ними, но путь ей преградила Анастасия, которая успела проскочить с врачами и сказать:

— Положите их рядом, в одной палате. И пусть держат друг друга за руку, слышите?

Врач посмотрел на нее как на сумасшедшую, а Анастасия поняла смысл этого взгляда и сорвалась на крик:

— Чего ты на меня пялишься как обосравшийся кот? Вы их с того света не вытащите если вместе не положите, не понял что ли, кретин?

Антона и Андрея поместили в отдельную палату, где их кровати стояли впритык. Вскоре Анастасии удалось поговорить с врачом:

— Я такое впервые в жизни вижу, честное слово, — сказал он, — чтобы у двух людей одновременно происходило одно и то же.

— И что же это?

— Гипертонический криз, как это не странно. Особенно для молодого парня. Причем здорового. Да и тот, что постарше тоже вроде совсем здоровый и предпосылок я не видел.

— Зато я знаю, что они есть и этого достаточно, — отрезала Анастасия, — скажите, каков ваш прогноз. Когда они придут в сознание?

— Пока что я ничего сказать не могу, ближайшие часы все решат. Надо быть очень осторожными. Сейчас они стабилизировались, причем произошло только когда мы их поместили рядом. До этого не получалось завести ни одного, ни второго.

— Я же сразу сказала положить их рядом! — рыкнула Анастасия.

— Я помню, — не кричите, пожалуйста. Все решится в ближайшие три часа…

Анастасия осталась возле палаты, дежурила и заглядывала через окно, смотрела на осциллографы, которые рисовали сердечный ритм двух самых дорогих для нее людей. От того, смогут ли они быть вместе, зависело сейчас все в этом мире. И Анастасия все это поняла.

Тем временем врач, лечивший Полину сообщил Ирине и Гниде:

— Она стабильна, мы промыли ей желудок, так что опасность миловала.

— Отравление? — шокировано спросила Гнида.

— Да, — сказал врач, — еще бы минут десять и все. Но теперь вера есть в лучший исход.

— К ней можно? — спросила Гнида.

— Пока что не стоит, — ответил врач, — она сейчас спит.

— Ее подключили к аппаратам? — спросила Ирина.

— Нет, она вполне обходится без них.

Но Гнида не могла допустить, чтобы любимая бабушка пришла в себя и открыла рот. А если ее даже не подключили к аппаратуре — значит дело совсем плохо и надо срочно искать выход из положения.

— Я схожу в туалет, а потом прогуляюсь вокруг больницы, — сказала Гнида Ирине и удалилась.

Проскочив к лифтам она быстро обошла пост и оказалась возле комнаты сестры–хозяйки. У нее стояла большая тара, в которую бросали использованные халаты. Отыскав себе почище и натянув маску она отправилась по коридору и стараясь говорить ниже спросила у сестры:

— Гнидову Полину куда повезли?

Сестра не поднимая взгляда пробежала глазами лист и ответила:

— Эта бабуля с отравлением. В сто шестой она.

Твердым шагом пройдя по коридору Гнида вошла в палату. Полина была тут одна. Она спокойно спала. Ее грудь плавно опускалась и поднималась, когда Полина дышала. Судя по всему худшее для нее было позади, но так только казалось. Потому что сразу же оценив обстановку, Гнида вытащила подушку из под головы бабушки и резким движением надавила на ее голову перекрыв для той доступ кислорода. Очень скоро Полина начала задыхаться, руки ее затрепыхались в предсмертной конвульсии и очень скоро все было кончено. Гнида подняла подушку и посмотрела на безжизненное лицо своей бабушки, которая так и не смогла понять, как ей удалось упустить и дочь, и внучку. Почему она не уберегла их. А теперь поплатилась за собственную нерасторопность. Она всю жизнь судила убийц и преступников, и сама погибла от преступления, от рук своей проклятой всеми внучки. Гниды. Теперь она и не могла называться иначе. Она предала свою кровь и теперь проклята оставаться между мирами, биться головой об эту стену и не найти выхода.

Гнида подняла мертвую голову, положила под нее подушку назад и довольная содеянным удалилась из палаты номер сто шесть. Она двигалась четко и спокойно, все движения были выверены до филигранности. Гнида плыла по этому течению так, словно одержала самую большую победу. В том числе и над собой.

Тем временем, дежурившая у палаты Антона и Андрея Анастасия увидела, как над входом в нее зажегся красный сигнал. Моментально сообразив, что происходит что–то совсем нехорошее и метнувшись к стеклянной стене, Анастасия четко разглядела как оба осциллографа, дававшие информацию о сердцебиении влюбленных, показывали прямые линии. Их сердца перестали биться. И в палате повисла гнетущая тишина, которую услышали и ощутили все вокруг. Так, словно это был последний день в истории мироздания, о котором уже успел спеть бразильский бард. В этом молчащем безмолвии установился только безумный и пронзительный крик зуммера осциллографа который продолжал фиксировать остановку любящего сердца, которое еще некоторое время назад обливалось слезами от потери самого дорогого, самого ценного и самого любимого.

И только легкий шепот нежно шелестел по больничному коридору и лишь самый мертвый мог распознать в этом царстве пустоты три простых слова.

Я.

Люблю.

Тебя.

Они продолжают мерно постукивать согласными и распевать гласные этих прекрасных слов, может потому, что четко осознают — эти двое избранных могут уже и не сказать их друг другу.

В общем, все кончилось для них хорошо.

Привет, Сьелито!

А мы на финишной прямой!

Подводя итоги хочется отметить, этот путь был пройден не зря. А ты помнишь как рушатся мечты, желания, как они модифицируются взлетев в воздух и превратившись в горькую пыль, которая пристает к коже и остается на ней коростами? Каково отказываться от наркотика, после того как привык к нему. А ведь говорят что к хорошему быстро привыкаешь. А отвыкать, представь себе, не хочется. Не хочу и не буду.

Я действительно поднялся высоко в небо, пока ощущал тебя рядом и летел надо облаками, городами и морями. Это было прекраснейшее чувство. И я сохранил его, пронесу его через годы — неважно сколько их будет дальше — год, пять, пятьдесят, сто пятьдесят. Оно неважно — я просто открыл для себя лучшую любовь на свете, самое большое счастье, которое искрится и заставляет тебя жить.

Так что я — продолжаю свой путь. Но он будет посвящен только тебе. И так до конца жизни. Пусть этот мир катится к черту и рассыпается. Мне все это неинтересно. Я умру либо в твоих объятьях, либо без тебя, но третьего в этом раскладе не будет никогда. А сейчас задумайся просто над тем, сможешь ли ты найти достойную замену моей любви. Тебе это станет ясно гораздо позже, а может раньше. А когда поймешь — просто не забывай того, что маячок в моей душе будет гореть для тебя. Что все мои книги, все мои письма, песни, мысли, сны и слова — они все только для тебя и только ради тебя.